— У вас нет ощущения, что избрание Путина на очередной срок закончится катастрофой для страны?
— Нет, потому что Путин — мастер политического пируэта, разворота. Никто не знает, что срок грядущий нам готовит. Я бы никогда не поверил, что последнее его шестилетие окажется таким откровенно мракобесным.
— Ну, главный поворот случился все-таки в 2014-м…
— Значительно раньше. Как только было запрещено иностранное усыновление. За год до этого он говорил: считаю позором, что мы не можем сами усыновить своих сирот. Ольга Будина, актриса, фонд которой занимался проблемой усыновления, стала ему возражать: вы знаете, каких инвалидов усыновляют французы или американцы? Кто их здесь возьмет? Он успокоил: я не собираюсь запрещать, просто знайте, что лично я против. А через год это «лично против» превратилось в закон.
Следующий срок Путина может стать транзитным, то есть нацеленным на передачу власти, и этот транзит уже идет: Путин назначает сегодня на ключевые должности не братьев, а, так сказать, племянников. Не тех, кто называл его Вовой или Путей, а тех, кто при нем вырос. Посмотрите на Орешкина, министра экономического развития, или на большинство губернаторов последнего призыва: дети, тридцать пять лет! И с моей точки зрения — это хорошо: у них, по крайней мере, нет ностальгии по советской власти.
— Это старый спор. У меня, например, есть ностальгия по советской власти, а потому ценности свободы и просвещения имеют для меня кое-какую привлекательность…
— Но это не ценности советской власти. Это то, что она в свои последние годы уже не успевала уничтожить. Нет, для меня это новое поколение — как раз надежда на эволюцию.
Иное дело, что этот новый срок тоже может оказаться мракобесным — все вероятно, и грозные признаки есть. Например, Путин рекомендует рассмотреть вопрос о преподавании национальных языков в национальных республиках России. Это подрыв имперской сущности России — на ровном месте. Ведь если он «предлагает рассмотреть вопрос», на местном уровне это трактуется как запрет национального языка. И начинают протестовать учителя Чувашии, а в Татарстане это предложение попросту игнорируют: как преподавали, так и будем. Если он и дальше будет прибегать к централизации — да, катастрофа возможна. Та самая геополитическая, в его терминах, катастрофа, которую мы пережили в семнадцатом и девяносто первом.
— А большая война — возможна?
— Я никогда не соглашался с теми, кто сбрасывает со счетов эту вероятность. Более чем возможна. Не потому, что Путин ее начнет, а потому, что слишком многие хотят этим воспользоваться.
Путину недостаточно избраться — даже с заветным показателем чуть выше 70% (допустим, 71,2 — какая приятная, достоверная цифра!) Ему нужна любовь. Любовь иссякает — ее прилив после Крыма был достаточно долговечным, но нужны новые стимулы. Танковый рейд на Киев — чем плохо? Сейчас стрелять никто не хочет, но случись что — и Порошенко тоже не прочь объединить вокруг себя людей. Тем более что в сознании Путина война идет. Он человек своей прослойки, офицер КГБ эпохи позднего Брежнева, он уверен, что все хотят нас схарчить, и для него холодная война не заканчивалась никогда.
Путин — возвращение в эпоху Брежнева
— Как по-вашему — любимый вопрос, который я задаю всем: Путин — это Юлиан Отступник или возвращение к подлинной России?
— Вопрос действительно хороший; он, несомненно, возвращение, но не к подлинной России, нет, а к России, очень глубоко укорененной: к эпохе Брежнева, которую многие считали идеальной для страны. Самой спокойной и самой плодотворной. Застой — когда власть сама живет и другим дает, когда идет холодная война, не переходя к горячей, когда нет абсолютной бедности и слишком крикливого богатства, когда есть коррупция — но она повсеместна, и никому не обидно… Эта эпоха разлагает, нет слов, но она комфортна. До поры до времени.
Настроения начали меняться, это факт, но пока Путин остается представителем большинства и отражает не столько его чаяния, сколько его страхи. Он классический представитель партии страха. Как и Трамп в Штатах со своими духовными скрепами, по-своему ничуть не менее одиозными. Он отражает глубинные страхи средней Америки: а вдруг наши места займут мигранты?! А вдруг мы попусту тратим средства, устанавливая в мире демократию? А вдруг опять кризис, и все из-за интеллектуалов и айтишников? Ле Пен — тоже партия страха, и ее тридцать процентов для Франции — это много. Посмотрите, сколько набрала в Германии «Альтернатива» — больше 10%. В разных местах эта партия страха добивается разных результатов, но есть она везде.
— Сегодня страх уступает место злобе, и в Штатах тоже…
— И в России его меньше, согласен. Ведь люди, которые пришли на митинги к Навальному в Омске, Новосибирске и Екатеринбурге — их было действительно очень много, небывало много для этих регионов, — они прекрасно осведомлены, что на каждого из них будет заведен файлик. Все они засняты, переписаны, подконтрольны — например есть директива закрывать военную карьеру для всех участников протестных митингов.
— Вы страшно меня огорчили. Я, как и большинство россиян, сплю и вижу, как бы сделать военную карьеру…
— А вы не шутите — в закрытых системах вроде поздней советской власти для представителей бедных семей было три социальных лифта: армия, ГБ и комсомол. Путин воспользовался ГБ…
— Путин из бедной семьи?
— Даже по советским меркам — бедной. Это надо учитывать в первую очередь. Так вот, армия и силовые структуры — до сих пор идеальная карьера для огромного большинства российского населения. И если столько людей готовы отсечь эту возможность — значит, настроения в самом деле поменялись. Не говоря уж о том, что победа гудковского списка на муниципальных выборах в Москве — это очень серьезный знак. В Кремле — а главное, на Старой площади, в администрации — над этим задумались очень серьезно. Оказалось, что демократы способны выигрывать без санкции Навального, то есть Навальный — уже не единственный и не главный.
Свежие комментарии