Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Светлана Александровна, большое спасибо за то, что согласились на интервью для Евроньюс. Наверное, многие и многие писатели мечтают о присуждении такой престижной Нобелевской премии. А как изменился Ваш мир после известия о присуждении награды?”
Светлана Алексиевич:
“Еще прошло мало времени, я еще не обжила это состояние.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Но Вы почувствовали, что как-то изменилась Ваша позиция, Ваш вес в обществе, может быть?”
Светлана Алексиевич:
“Ну, моя позиция не изменилась, она такая, как и была. Но да, действительно, вот, например, когда на первой пресс-конференции меня спросили об Украине, я сказала, что я считаю, что это оккупация и что в общем-то Путин развязал гражданскую войну. Гражданскую войну при желании можно в любом месте развязать. В Беларуси можно развязать, поляков с белорусами стравить, это все можно. И в любое другое время, я всегда это говорила, мне бы господин Песков, пресс-атташе Путина, не отвечал бы. А так он мне сказал: госпожа Алексиевич не владеет всей информацией. Все-таки он ответил. Да. Но другое дело. Да, он ответил. Вот в поддержку Украины, Надежды Савченко я ей передала книги. И письмо написала. Но дело в том, что сегодня все равно хоть трижды ты был лауреатом Нобелевской премии, такое время, что авторитарные властители они, в общем-то, не слушают нас. И охватывает просто отчаяние, бессилие, много хороших людей, но мы бессильны сегодня, пока бессильны”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Когда Вы говорите про властителей, Вы имеете в виду Лукашенко и Путина?”
Светлана Алексиевич:
“Да”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“А как Лукашенко воспринял присуждение Вам премии?”
Светлана Алексиевич:
“К концу дня поздравил – уже после Горбачева, уже после президентов Германии, Франции. Но как раз проходили выборы, президентские выборы у нас, в страны было очень много иностранных наблюдателей… Как только выборы кончились, наблюдатели уехали, он тут же сказал, что я обливаю страну грязью. Ничего нового, все как было”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“То есть, Ваши отношения с Лукашенко не улучшились?”
Светлана Алексиевич:
“Нет-нет”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Присуждение Вам Нобелевской премии буквально взорвало российское общество. Многие россияне считают, что премию Вам дали за позицию против Путина. Вас удивила эта реакция? Или Вы ее ожидали?”
Светлана Алексиевич:
“Нет, я не ожидала, честно говоря. Особенно от писателей не ожидала такого отношения. Я не думала, что русское общество до такой степени больное. Но все русские писатели, которые получали Нобелевскую премию, все подвергались травле в своей стране. И Бунин, и Солженицын, и Бродский, и Пастернак. Это удивительно даже, это удивительно. Что за страна? Почему такие люди? На это даже мне трудно найти ответ”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Может быть, дело не только в Путине. Может быть, Вы нажали на больные точки российского общества и россиянам это не понравилось?”
Светлана Алексиевич:
“Тут много. Во-первых, я из Беларуси, из маленькой страны, которую в России многие русские не воспринимают всерьез. Белорусский язык – какой этой язык? Бросьте, Светлана, это испорченный русский язык! И, конечно, то, что это будет белорусский писатель, это было неожиданностью. Конечно, сложность еще и в жанре, которым я занимаюсь. Русское общество, мне так кажется, оно как бы не впустило в себя мир. Вот как бы вошли, мир открылся, но русское общество не впустило в себя мир. Первые неудачи, которые после перестройки постигли, они вызвали отторжение. И страна опять закрылась. И либералы стало ругательное слово. А гораздо ближе то, что говорит Путин: “Великая Россия, вокруг враги” Но это как бы старые позывные, которые работают в массовом сознании. Ведь только подумать, как можно было в течение нескольких месяцев заставить воевать братьев – русских и украинцев. Это невозможно представить. Вот мать у меня украинка, а отец – белорус. И у многих так. Это, конечно, даже трудно себе представить, но это произошло. Так что с человеком сегодня, во времена технологий, можно делать все, что угодно”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Светлана Александровна, Вы в своем творчестве отслеживаете судьбы людей на советском и постсоветском пространства. Как Вы думаете, насколько закономерным было возвращение советских людей в церковь? И возможно ли сегодня провести грань между верой и пропагандой в России?”
Светлана Алексиевич:
“Я думаю, что человек, когда он после перестройки освободился от власти идеи, сильной идеи, русский народ он привык жить таким сбитым, мощным, одним народным телом. Я думаю, поэтому и победила марксистская идеология в России. Только в России рискнули на такой эксперимент. Человек остался без опоры. Потому что он никогда не был один, он никогда не отвечал за себя, он всегда был частью огромного какого-то тела. И оказавшись один, он, конечно, был растерян, испуган. И он начал искать, к чему прислониться. Церковь – это было наиболее реальное, к чему можно было прислониться. И люди пошли в церковь, да. Но там я знаю очень много хороших, честных людей. И пошли интересные люди. Но как-то очень быстро, в течение 10 лет той настоящей церкви не стало. Церковь стала частью пропаганды. У церкви как бы смычка произошла с властью. И я могу сказать, что просто потрясена тем, что выдает там, например, Чаплин, который отвечает за связь с обществом. Он недавно такое сказал: “Слава Богу, что кончились сытые годы. Это русскому народу не подходит. Нам нужно самопожертвование, мы должны страдать!” Ну что это? Это варварство, это ничего больше. С одной стороны, бомбим стреляем, с другой стороны говорим: слава Богу, что люди опять не по-человечески живут. Опять в этих деревнях, что подальше от больших городов. забирают у матерей, простых женщин детей, возвращают гробы. Что можно сказать? Это очень грустно”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“Но тем не менее Ваши книги читают в России, они пользуются популярностью”.
Светлана Алексиевич:
“Да. Вы знаете, Россия – это слишком огромное пространство, чтобы его контролировать так, как можно контролировать Беларусь. Беларусь – это маленькое пространство, его можно взять под контроль. Россия – огромная, Россия.. все-таки у нее было ельцинское время, горбачевское время, и много разных людей в России. И вот сразу закрыть журналы, издательства смелые, это постепенно начинается, но это не так легко сделать в России. Но еще все может быть”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“То есть, Вы не утратили веру в Россию?”
Светлана Алексиевич:
“Нет, в Россию я не утратила веры. Но, мне кажется (а я ездила недавно по России), поднимает голову русский национализм. Вот это очень страшно, кто там выглядывает из-за спины Путина, может, еще более страшные фигуры. Так что трудно прогнозировать, невозможно, очень сложно прогнозировать будущее. Ни философы, ни футуророги, ничьи прогнозы не оправдались применительно к России. А что там варится в этом русском котле, непонятно”.
Наталия Ричардсон-Викулина, Евроньюс:
“А как Вы считаете, у Украины есть европейское будущее?”
Светлана Алексиевич:
“Мне кажется, что да. Вот я тоже недавно было на Украине, в Киево-Могилянской академии, на Майдане, в самодельном музее, видела людей, которые туда приходят. Виделат этих молодых ребят, как у них лица горят, как они хотят жить в другой стране. Я думаю, что Украина первая страна на постсоветском пространстве, которая попыталась разорвать пуповину с Россией и рвануть в другой мир, рвануть в Европу. Другое дело, что это кончилось кровью. Россия просто так не отпустит, что такое Россия без Украины? Это уже нет той России, великой России, о которой там мечтают. Так что она (Украина) будет свободной. Другое дело – хотелось бы, чтоб меньшей кровью”.
Свежие комментарии